Русский Север — это просто песня…
Все более популярным становится экотуризм. Люди едут в горы, в леса, на равнины, чтобы стать ближе к природе, представить, как жили наши предки без водопровода и телевизора. Отправились в далекий Пермский край и мы с мужем, решив выяснить, каков он, Русский Север.
Строго говоря, Пермский край, куда лежал наш путь, сейчас отнесен к Уралу. Но причины такого решения (основанный в 2005 году субъект федерации входит в Приволжский федеральный округ) скорее административные, чем историко-культурные. Поэтому, вспомнив, что год рождения рабочего поселка Ныроба, в котором нас ждали родственники – 1579 год (а его районного центра Чердыни – вообще 1451-й), мы решили, как это и было ранее, считать его русско-северным. Тем более что расположен он, как здесь говорят, на краю географии: летом, если держать курс на Полярную звезду, осмотреть удастся только несколько деревень (количество – менее, чем пальцев на одной руке, а население – немногим больше). Число доступных для посещения населенных пунктов возрастет лишь в холодное время года, когда на реках и болотах станет лед: проехать в северном направлении можно будет «по зимнику».
Мы едем, едем, едем…
Добираться на север пришлось долго, преодолев на машине две с половиной тысячи километров, часть которых приходится на родную Ростовскую область, а оставшиеся – на Волгоградскую, Саратовскую и Самарскую области, Удмуртию и Татарстан. Эта республика, признаюсь, интересовала меня больше иных регионов. И вот почему.
В 2013 году президент Татарстана Рустам Минниханов прилетел в Таганрог. Программа визита была выстроена привычным образом: посещение достопримечательностей, знакомство с флагманом металлургической промышленности заводом ТАГМЕТ, вылет с аэродрома ТАНТК имени Бериева. Журналисты (среди которых была и я), операторы и фотографы, сопровождавшие высокого гостя на всех этапах, ждали «вишенку на торте», которая в профессиональной среде именуется «подход к прессе». И тут выяснилось, что времени в обрез, пилоты уже за штурвалом, и подхода не будет. Скрежет зубовный, разочарование на лицах, но делать нечего. Но не успели операторы с фотографами зачехлить камеры, а газетчики спрятать диктофоны, как Рустам Нургалиевич остановился у трапа.
— А где пресса? – спросил он. – Они ждут интервью.
— Некогда, — ответил ему кто-то из помощников. Через час мы должны быть в…
— Успеем! – отрезал президент Татарстана. И ответил на все вопросы обрадованных журналистов.
Памятуя этот случай и разделяя уважение народа республики к его Президенту (на выборах 2015 года Рустам Минниханов набрал более 94 процентов голосов, а в 2020-м его результат превысил 83 процента), знакомство с республикой я предвкушала заранее. Татарстан встретил нас великолепными дорогами, аккуратной разметкой и чистыми обочинами. Любовь к своей земле и рачительность жителей читается во всем. В убранстве домов, напоминающих сказочные избушки с резными наличниками. В том, что пространство между трассами и ограждающими их лесополосами, обычно «гуляющее» без дела, здесь непременно засеяно (по нашем возвращении домой урожай оказался убранным, а полоски земли – перепаханными). В том, как здесь организован карто-ямочный ремонт дорог: для удобства водителей специальными столбиками ограждают каждый (каждый!) вырезанный участок асфальта. Еще поразили огромные мачты высоковольтных передач: вы где-нибудь видели, чтобы их красили? Здесь – даже в два или три цвета – красный, белый, зеленый. А рядом с мечетями (их узнаешь сразу по минаретам – высоким, увенчанным полумесяцами башенкам) в каждом селении соседствует православный храм. Значит, люди живут вне религиозных распрей, в мире и согласии.
Каждый слышит, как он дышит…
Постепенно «косогоры, поля, перелески» областей и республик сменяют леса. Сначала вдоль дорог выстраиваются ряды березок с осинками. Затем их сменяют ели и сосны: от вполне новогодних (каждую с почетом встретили бы на празднике в Кремле) до корабельно-мачтовых (доволен был бы даже придирчивый строитель русского флота царь Петр). И тут ты чувствуешь запах. Настолько непривычный для нас, обитателей больших и малых городов, что хочется набрать его в пробирку и увезти домой. И ты понимаешь, почему одна из подруг, в ответ на мои опасения, высказываемые перед поездкой неоднократно и многообразно («Я и лес! Что может быть общего?») успокаивающе заметила: «Зато кислородом надышишься». А Вероника — дочь моего мужа, которой посчастливилось ранее побывать в Пермских лесах, описала свои ощущения так: «Там я не слышу, как дышу».
Почти сразу, в противовес сказанному, вспомнились строчки Булата Окуджавы:
«Каждый пишет, как он слышит.
Каждый слышит, как он дышит.
Как он дышит, так и пишет,
не стараясь угодить…
Так природа захотела.
Почему? Не наше дело.
Для чего? Не нам судить».
И подумалось, что местные жители, окруженные первозданной природой, «пишут» истории своей жизни просто прекрасно. Так, что успевшая стать заезженной фраза «люди – наше главное богатство», обретает особый смысл.
Представьте себе поселок городского типа (трехэтажные кирпичные дома соседствуют с бревенчатым так называемым «частным сектором»), где двери и гаражи не запирают днем (а то и ночью). Где прохожие здороваются с тобой не потому, что знакомы, а потому что так принято. Где каждый способен радоваться самым простым вещам.
— У меня в этом году семечки в подсолнухах вызрели, — хватается Тамара Динер, к которой мы приехали в гости. – Их, конечно, все равно птицы склюют, ну и пускай!
В темно-синем лесу…
Раз уж мы заговорили о музыкальном жанре, вспомню «Песню про зайцев» из кинофильма «Бриллиантовая рука», слова которой постоянно преследовали меня во время поездки. Потому что всего, о чем в ней поется (кроме, пожалуй, «дубов-колдунов»), в Пермском крае в избытке.
Начнем с чащоб с буреломами, которые местные жители действительно зовут «темный лес». Здесь откровенно страшно, да и растения соответствующие. Заросли папоротника (здравствуй, Николай Васильевич Гоголь!), разноцветные ягоды (костянику и чернику пробовать можно, а вот «вороний глаз» ядовит), естественные препятствия в виде выломанных с корнем, густо поросших мхом деревьев. Преодолевая их, ощущаешь себя героиней страшных русских сказок, и от страха начинаешь декламировать: «Пробирается медведь сквозь густой валежник». И тут же косишь глазом за ближайшую ель: нет ли рядом его, исконного хозяина леса?
Хотя летом эти опасения, как говорят люди бывалые, напрасны. Обитатель соседнего дома Алексей Георгиевич, рыбак и охотник со стажем, поделился с нами парой-тройкой историй, произошедших в лесу.
— Главное – не наткнуться на медведицу с медвежатами, — со знанием дела рассказал он. – Малыши любопытные, они непременно захотят познакомиться с человеком. И если вдруг нечаянно завизжат в процессе этого самого знакомства, пиши пропало. Мамаша шутить не будет – порвет в клочья. Папаши же в теплое время года сытые и расслабленные. Я как-то такого видел: идет по тропинке на задних лапах и себя в грудь бьет. А мне почему-то не страшно – стал за елку, наблюдаю. И тут вспомнил: ружье мое заряжено на рябчиков, дробью. Мало ли… Стал тихонько перезаряжать, а мишка металлический щелчок услышал и был таков. Потом мне знающие люди пояснили: если медведь на задних лапах идет, значит жизнью доволен. Нападать не будет.
…где трепещут осины…
Лес смешанный, пограничный – уже веселее. Под елками можно встретить интересные грибы: круглые, розовые, похожие на пуговицы разных размеров волнушки.
— Вот эти, крохотные – пуговки для блузки. А эти – большие – уже для пальто, — приговариваю я, нагибаясь за очередной «добычей».
Самый позитивный, конечно же, березняк. Светлый, словно сошедший с полотна Куинджи, он дарит любителям «тихой охоты» (так называют сбор грибов) знакомство с подберезовиками (местные зовут их загадочно: «обабки») и подосиновиками (на диалекте – «красноголовики», и тут абсолютно понятно почему: благодаря цвету шляпок).
Многие еще грибы встречаются на пути, когда бродишь по лесу. Похожие на волнушки белянки, сухие и мокрые грузди (первые северяне не признают, вторые уважают), разноцветные сыроежки: красные, коричневые, золотистые, зеленые. А вот «короля леса» тут чаще зовут «боровик», нежели «белый» (второе название объясняется тем, что гриб не меняет цвет на срезе). И ищут, понятно, в сосновых борах. Богатых еще на бруснику и ягель – ажурно-белый мох, который, говорят, предпочитают олени (даже обидно, что они здесь не водятся).
Кстати, именно в этой поездке мне открылась загадка второй строчки песен про зайцев. Оказывается, осины действительно ни минуты не проводят без движения. Их небольшие круглые листики держатся на очень длинных стеблях, и чтобы затрепетать, им даже дуновения ветерка не нужно. А вот то, что под осинами растут подосиновики, а под березами – подберезовики, неправда. Их можно найти где угодно.
Удалось нам попробовать даже загадочный синий гриб. Однажды в процессе сбора меня позвал муж:
— Ты говорила, что моховик синеет, если его срезать? – спросил он.
— Синеть-то он синеет, но не так, — с сомнением ответила я, глядя на гриб, заливавшийся сине-фиолетовой, похожей на чернила краской при малейшем прикосновении.
Но гриб мы все же домой принесли. А там, «побарахтавшись» во Всемирной паутине, выяснили: да, есть такой гриб «Синяк», который активно оправдывает свое название, чуть его тронь. Когда-то он был занесен в Красную книгу, но в 2005 году оттуда исключен. Картинка под статьей походила на нашу находку, а какой-то остроумный интернет-автор шутливо советовал использовать синяк, чтобы отпугнуть нежеланных гостей (подашь им на блюде синие грибочки, больше к вам не заявятся).
Посмеявшись, я вспомнила твердое правило нашей любимой тети Тамары: незнакомые грибы не есть. Но тут воспротивился не менее любимый супруг:
— Мы что так и не попробуем краснокнижный гриб?
И попробовали. Обжаренный с лучком и томленый в сметане он растерял свой «ядерный» цвет. И оказался приятным на вкус. Но круглые глаза и тети, и всей ее родни мы все же увидели. Потому что их правило непреложно: незнакомые грибы могут быть очень опасны. Действительно, могут.
Завершая историю о грибах, расскажу об одном разговоре, который у нас состоялся с невесткой Тамары, Натальей Динер.
— Что вы находите в этих грибах? – спросила она, выросшая в Ныробе, где дары леса столь же привычны как для, нас, скажем, тополиный пух, белой акации грозди душистые или падающие на асфальт жердели.
— Для тебя грибы – это припасы? – ответила я тоже вопросом.
— Да, — согласилась Наташа.
— Вот! А для нас, приезжих, каждый поход в лес – это квест! Доберись на место, осмотри окрестности, найди гриб, убедись, что съедобный, найди дорогу домой. А потом, в качестве дополнительного бонуса, получи те самые припасы!
Ныробский централ…
Тюремная – еще одна тема, которую навевает Ныроб. О том, что в этих местах до сих пор бушует «ветер северный», напоминают не только зоны, расположенные на въезде в рабочий поселок, в районе, который почему-то называют «Люнва». Большинство жителей Ныроба имеют хоть какое-то отношение к местам заключения или к их предшественникам (Усольскому исправительно-трудовому лагерю, основанному еще в 1938 году или НыробЛагу, выделенному из УсольЛага в 1945-м). Немецкая фамилия наших родственников, к примеру, объясняется тем, что отец мужа Тамары (и, соответственно, дед ее сыновей Владимира и Романа) – выходец из автономной социалистической советской республики немцев Поволжья – той самой, которую ликвидировали в 1941 году. Граждан ее, с чадами и домочадцами, депортировали – кого в Казахстан, кого на Алтай, а кого и в Сибирь. А потом немцев призывного возраста (от 17 до 50 лет) мобилизовали в «Трудовую армию» (по-видимому Динер-старший оказался в числе тех 45 тысяч человек, которых распределили в распоряжение НКВД – на лесозаготовки).
Впрочем, превращение столь далеких от центра страны мест в «места не столь отдаленные» – отнюдь не советское изобретение. До революции тут отбывал ссылку «отец» одноименных стрелков Климент Ворошилов. Музей, рассказывающий об этом событии, правда, недавно сгорел, но главная улица поселка и сейчас носит имя одного из первых маршалов Советского Союза. Говорят, что в 1935 году, когда по стране прокатилась волна переименований городов и поселков (Ворошиловградом стал Луганск, Ворошиловском – Ставрополь, Ворошиловым – Уссурийск), Ныроб тоже предлагали назвать Ворошиловском, но по счастью, так и не собрались. Может, потому что пробыл здесь Климент Ефремович недолго – всего год вместо трех (попал под амнистию в честь 300-летия царствующего Дома Романовых).
Зато именно в Ныробе будущий нарком обороны СССР получил разрешение на брак с добровольно последовавшей за ним в ссылку Екатериной Давидовной (это имя получено при крещении, в девичестве ее звали Голдой Горбман). Правда, чтобы его добиться, влюбленным пришлось пойти на хитрость: в ожидании очередного прихода в дом жандарма, требовавшего отъезда девушки, они повесили на стену портрет Николая II и пригласили гостей. А когда визитер начал разнос (в своей обычной манере, не стесняясь в выражениях), пообещали, что доложат куда следует, что матерные выражения употребляются, можно сказать, в присутствии императора (вот и свидетели тут же, налицо). После чего было получено мгновенное разрешение не только на проживание, но и на венчание: в церкви села Камгорт того же Чердынского уезда (в ныробской церкви, указывая на то, что невеста – иудейка по вероисповеданию, провести обряд отказались). Надо сказать, что любовь свою Клим и Екатерина пронесли сквозь годы и серьезные испытания. А когда за супругой однажды явились люди из НКВД (вероятно, чтобы разузнать, о чем она разговаривала с супругой Сталина Надеждой Аллилуевой накануне ее самоубийства), Клим Ефремович стал на защиту с оружием в руках. И даже, уверяют очевидцы, стрелял в потолок (об этой реакции доложили Иосифу Виссарионовичу, и тот велел оставить Ворошиловых в покое).
А вообще-то становление в этом суровом краю пенитенциарной системы (то есть уголовно-исполнительной – от латинского слова poenitentia «раскаяние») началось еще раньше, когда сегодняшний Пермский край без всяких оговорок был Русским Севером.
За грехи всех жизней наших время смут карает нас…
Донельзя трагические события, о которых пойдет речь, разворачивались, когда города Таганрога еще в помине не было – в начале 1600-х годов. Борис Годунов (которому, невзирая на произведение гениального Пушкина, я теперь не сочувствую), озаботился растущим влиянием бояр Романовых. И, воспользовавшись старым, как мир, обвинением в колдовстве, расправился с пятью братьями — «верхушкой» многочисленного семейства. Фёдора Романова постригли в монахи под именем Филарета (под ним он позже вошел в историю как Патриарх Московский и всея Руси), Василия и Ивана сослали в Пелым, Александра – на берега Белого моря. А Михаила – в Ныробку, представлявшую собой в те годы расположенное на Печорском тракте поселение звероловов из шести изб, топившихся по-черному. Причем началом пытки стало само путешествие, длившееся не менее двух месяцев.
Михаила, подлинное изображение которого не сохранилось (портрет, представленный ныне, создан, так сказать, по мотивам), современники описывали как человека богатырского телосложения и такого же роста (1 метр 95 см). А везли его в суровые края в тесной, наглухо заколоченной кибитке. Дальше – больше. По прибытии на место Михаила Никитича (которого, по некоторым источникам, готовили в цари) заставили самого рыть себе яму. А затем, наскоро соорудив сруб и вкопав в середину столб, заковали в кандалы весом около 48 килограммов (узнать точнее невозможно – сохранилась только ножная часть). Этими цепями его приковали к врытому в центр ямы столбу, так что он мог сесть и лечь, но не ходить. И не встать в полный рост – сверху сруб, вместо крыши, накрыли железной решеткой. То есть узник находился, практически, на улице, без укрытия от снега и дождя (морозы в Ныробе, между прочим, достигают 40 градусов).
Однако здоровье бывшего царского стольника и окольничего, по-видимому, тоже было богатырским. Проходит время, а он еще жив, что серьезно злит прибывших вместе с ним стрельцов во главе с приставом Тушиным. Тогда узника перестают кормить: быстрее умрет – быстрее охрана сможет вернуться домой, в Москву.
— И здесь подвиг совершают ныробские женщины, рассказывает историк, экскурсовод открытого в 2017 году музейного центра М.Н. Романова, указывая на витрину с копией кандалов (оригинал советская власть передала в музей районного центра Чердыни). Рядом с цепями вы видите палочку, что не случайно. По-местному это пекан, по-научному – дягиль. В эти полые трубочки, запечатав концы хлебным мякишем, ныробчанки, потрясенные тем, как люто мучают человека, наливали молоко, мед, масло. А их сыновья, под видом того, что тычут в Романова палками, бросали их вниз, в яму.
Благие дела, как водится, безнаказанными не остаются. За помощь узнику пять местных жителей были сосланы в Казань, один из них умер под пытками. Скончался, проведя почти год в холодной и сырой яме, и Михаил Никитич (так как произошло это после того, как в темницу спустился Роман Тушин, мнение его современников оказалось однозначным: «Удавили!»).
Прошло несколько лет. Смутное время завершилось воцарением рода Романовых. Ныробу, за милосердие, проявленное его жителями, было даровано освобождение от подушной подати – первому и единственному в России. И не только.
Видишь, там на горе возвышается… храм
Кроме льгот, ныробчане получили храм. Даже два. Деревянные. А после того, как оба, один за другим, сгорели от удара молнии, в селе появилась каменная пятиглавая церковь. Строили ее, по преданию, люди «пришедшие ниоткуда и ушедшие в никуда», а сама она, согласно той же легенде, появилась из-под земли во всей красе, как только на «луковках» были установлены кресты.
Историки загадку разъясняют: по-видимому, рабочие заменили строительные леса земляной насыпью (жители, которые не смогли наблюдать все этапы, судачили, что церковь возводят ночами). А красота была действительно неземной. Сохранились фотоснимки храма, выполненные известным русского фотографом, пионером российской цветной фотографии Сергеем Прокудиным-Горским. В начале ХХ века он неутомимо путешествовал по стране, оставив после себя богатейшее наследие – более четырех тысяч фотоиллюстраций (пережившую революцию часть коллекции в 1948 году приобрела Библиотека Конгресса США). В мае 1912 года Сергей Михайлович побывал в Ныробе, сделав более 20 цветных фотографий. Те, на которых изображен храм Святого Николая Чудотворца, удивляют даже людей, восхищающихся этим прекрасным образцом церковного зодчества сейчас. На них видно, что покрывающий наружные поверхности богатый лепной орнамент ранее был выкрашен в разные цвета: красный, желтый, зеленый. И смотрелся еще роскошнее.
Впрочем, внутри храму тоже есть чем удивить и прихожан, и любопытствующих. На одной из стен, к примеру, можно видеть изображение покровителя охотников Святого Христофора: с собачьей головой, мечом в одной и с крестом в другой руке. Всезнающие экскурсоводы отмечают: фреска эта – одна из всего лишь трех в мире (чтобы полюбоваться на две другие, придется ехать очень далеко от Ныроба: в Италию и в Испанию). А старожилы улыбаются: «Как же, одна… В церкви соседней деревни Искор – похожий рисунок». Только убедиться, так ли это, рискнут немногие. Красивое кирпичное здание сильно обветшало, а колокольня полуразрушена – в нее тоже дважды попала молния.
Я, конечно, вернусь…
На Ныроб, к радости его обитателей, Небеса пока не гневаются. И чувствует он себя, на фоне соседних, понемногу исчезающих с лица земли деревень, прекрасно. Службы в храме идут, грибы-ягоды в лесу не иссякают, неподалеку катит волны не уступающая нашему Дону по ширине и рыбному богатству река Колва, «Магнит» торгует. А зоны… Их наличие дает работу многим в поселке. И не только. «Сувенирная лавка» на въезде предлагает всем желающим купить шахматы и шашки, ложки и разделочные доски, табуретки и кадушки, выполненные искусными руками тех, кто содержится за колючей проволокой. А выйдут они, уже обладая какой-то рабочей профессией (резьба по дереву не считается, это — скорее хобби).
— На территории действует профессионально-техническое училище, — поясняет Владимир Динер. – Чтобы дать людям реальный шанс устроиться в жизни.
Вот только вряд ли кто-то из получивших диплом «учащихся» захочет вернуться в Ныроб. А мы с мужем обязательно вернемся! Ведь в памяти постоянно всплывают улыбки Тамары, Наташи, Володи и Ромы. Видятся небольшой заросший крапивой домик, на лавочке у которого так уютно сидеть по вечерам… Уходящие в небо корабельные сосны и веселый хоровод березок… Красноголовик у ствола большой ели и боровичок на склоне, ведущем к небольшому болотцу… Яркая россыпь брусники на белоснежном ягеле и черника, тщетно пытающаяся спрятать бусинки-ягодки от посторонних глаз… И тогда я открываю в телефоне приложение «Навигатор пешехода-грибника», выбираю любую из сделанных летом закладок, и слушаю: «До цели «Сухие грузди темный лес» 1893 километра 711 метров. Направление выбрано верное».
Ирина СДАТЧИКОВА, фото автора
