Таганрог всегда славился своими врачами. Сегодня я хочу рассказать еще об одном враче и ученом-медике из родственной семьи, начинавшем свой творческий путь в Таганроге и прожившем жизнь-подвиг. Таганрожцы должны знать о таких людях.
Эзрий Израилевич Иоффе (1 июля 1903 — 23 июля 1978) родился в местечке Шарковщина Виленской губернии России (ныне Витебская область Белоруссии) в бедной многодетной семье учителя хедера. Семь мальчиков и только одна девочка – красавица Алта, она умерла от тифа во время Гражданской войны. Эзрий был седьмым ребенком в этой семье. Из всех его братьев мы знаем только Вениамина (1892), Григория (1893) и Льва (1897). Еще два брата погибли во время Гражданской войны. В 1915 году семья бежала в Таганрог − от мировой войны и еврейских погромов, позже перебралась в Ростов-на-Дону.
Врачом был и один из старших братьев Лев Иоффе.
К сожалению, о нем я знаю немногое. До революции он 12 лет изучал медицину в Берлинском университете: один год слушал курс медицины, потом год зарабатывал на следующий год учебы. Когда в Таганрог пришли деникинцы, жена спрятала его от мобилизации. Военную службу начинал в 1920 году, участник Великой Отечественной войны – военврач 3-го ранга. В 1944-1951 гг. он работал заведующим первым отделением городской больницы №3, более известной в Таганроге как лечебница В.В. Зака, и слыл лучшим терапевтом Таганрога. Бессребреник, он ходил по домам и лечил всех безвозмездно, а сам всю жизнь носил потрепанный пиджак.
До 12 лет Эзрий ни слова не знал по-русски, а 15-летним, в 1918 году, уже сдал экстерном экзамены за четыре класса гимназии. До революции он был учеником сапожника, в бурные 1918-1921 годы – учеником в таганрогской аптеке. В 1920-м начал учиться в школе 2-й ступени для взрослых, в 1921-м ее окончил. Мальчик, не знавший русского языка, за шесть лет, заполненных мировой и гражданской войнами, революцией, сумел освоить курс средней школы без отрыва от работы!
В 1922 году Эзрий Иоффе женился на Елизавете Наймарк (позднее – врач-педиатр, кандидат медицинских наук, 1904-1991гг.), с которой прожил всю жизнь. У них было двое детей – Михаил (1928 г.) и Алла (1934 г.).
После окончания медицинского факультета Ростовского университета (1926 г.) и ординатуры при клинике кожных и венерических заболеваний Эзрий вернулся в Таганрог, где в 1929-1930 гг. работал венерологом вендиспансера. Этот диспансер и поныне находится в знаменитом доме Жеребцова – двухэтажном особняке на улице Фрунзе, одном из красивейших в городе, памятнике культуры и архитектуры регионального значения.
Научной работой в области дерматологии Иоффе начал заниматься со студенческих лет. Младший, затем старший научный сотрудник Азово-Черноморского научно-исследовательского кожно-венерического института (Ростов на Дону), ассистент клиники кожно-венерических болезней Ростовского мединститута…
После того, как в 1917 году Германия впервые применила иприт в качестве боевого отравляющего вещества, разработка средств защиты и методов лечения от его действия вынужденно стали одними из самых актуальных задач обороны страны. Эзрий Иоффе был одним из тех, кто решал эти задачи. 19 января 1936 года он защитил в Москве диссертацию на тему «Первичная обработка и лечение ипритных поражений кожи человека». Редчайший случай: во время защиты ему по совокупности предыдущих 47 научных работ присудили степень кандидата медицинских наук, а за диссертацию – степень доктора медицинских наук. Работая с ипритом, он фактически на себе проверял некоторые свои рекомендации, поскольку техники безопасности по работе с боевыми отравляющими веществами тогда еще не существовало. После он долго и тяжело болел. Возможно, это отравление стало основной причиной и последующих его проблем со здоровьем.
Эзрия Иоффе считают одним из основателей Сталинградского мединститута. В 1938 году он организовал там кафедру и клинику кожно-венерических болезней и стал их первым заведующим. Декан, организатор областного общества врачей дермато-венерологов, депутат 1-го созыва Сталинградского городского Совета. В 1939 году утвержден в звании профессора. В 1943-1944 годах исполнял обязанности директора. Подполковник медицинской службы. В августе 1942-го организовал эвакуацию семей сотрудников и части оборудования мединститута по Волге. Теплоход, на котором плыли жена и дети Иоффе, и сцепленная с ним баржа с оборудованием были атакованы вражескими самолетами. Баржа потоплена, а теплоход благополучно добрался до Ульяновска.
Под руководством Иоффе мединститут был восстановлен. За эту работу его наградили орденом Знак Почета, медалями «За оборону Сталинграда», «За победу над Германией» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-45 гг.», знаком «Отличник здравоохранения» и другими наградами. Удостоен благодарности за подписью В.И. Чуйкова «за организацию лечения раненых в госпиталях Сталинградского фронта».
В фонде редкой и ценной книги Научно-педагогической библиотеки Волгоградского государственного социально-педагогического университета сохранилась брошюра профессора Иоффе 1945 года «Венерические болезни и борьба с ними», выпущенная областным книгоиздательством Сталинграда. Сифилис и другие венерические болезни в то время гуляли по всей Европе, и эта брошюра сыграла немалую роль в борьбе с ними.
В 1950-1952 годах Иоффе заведовал кафедрой и клиникой кожных и венерических болезней Хабаровского мединститута, в 1952-1954-м был заместителем главврача, а затем главврачом Казахского республиканского лепрозория в Кзыл-Орде.
С 1955 года Эзрий Иоффе жил в Москве, болел – диабет, три инфаркта, микроинсульт, но не сдавался – принимал больных на общественных началах в трех поликлиниках, работал консультантом в поликлинике Управления делами ВЦСПС. Награжден орденом Трудового Красного Знамени.
Каким был этот неординарный человек, рассказывает в своих воспоминаниях его дочь Алла Иоффе (1934-2015гг.), кандидат химических наук:
«Весной 1941 года в Сталинград с инспекцией прибыл замминистра здравоохранения. Папа в его присутствии заявил, что необходимо перестроить работу института и готовить врачей к будущей войне. Замминистра обругал его за пораженческие настроения и пообещал с ним разобраться на обратном пути по окончании инспекционной поездки по другим мединститутам. Некоторые профессора на всякий случай перестали здороваться с папой. Пока кончилась инспекция, началась война.
Конец 1943-го или начало 1944 годов. Папа пришел в институт, как всегда, ни свет ни заря, а новый вахтер не хотел его пускать, т.к. папа был в ботинках с обмотками и весь в перевязках. Он сдавал много крови, больше, чем можно, и у него начался страшнейший фурункулез.
Когда папа принял лепрозорий, прокаженные расхаживали по городу голодные и ободранные, пришлось все начинать с нуля – от кроватей и постельного белья до организации питания. Лепролог Балуев рассказывал, что когда они с папой ездили в экспедицию по Средней Азии для выявления больных проказой, то папе предлагали очень большие взятки (роскошные ковры, большие суммы денег и т.п.), чтобы не отправлять родственников в лепрозорий. Папа, конечно, взяток не принимал.
Эта тяжелая работа отозвалась ему обширным инфарктом. Однажды лечащий врач встретил маму, которая работала в той же больнице педиатром, и сказал: «Если вы не хотите потерять мужа, прекратите производственные совещания у его постели». На следующий день мама, уходя с работы, сказала нашей большой беспородной собаке Кирюшке: «Никого не пускать!». Как всегда, появился папин заместитель-казах и, крадучись, пошел по коридору. Когда он подошел к двери комнаты, Кирюшка бросилась на него. В страхе он ухватился за штору и полез по ней, перекладина, естественно, сорвалась и шарахнула его по голове. Больше папу никто не беспокоил, и он стал поправляться.
В связи с ухудшением здоровья папа попросил освобождения от работы, и приказом Казминздрава от 25 декабря 1954 года был освобожден от занимаемой должности. Его портрет до сих пор висит в Казахском лепрозории.
Папе в 1963 году начислили пенсию 96 рублей с копейками, т.к. не засчитали его работу в аптеке до университета, а ему полагалась академическая пенсия – 160 руб. Брат Миша, юрист, предложил подать в суд с тем, что дело будет вести он, и папе не придется ходить по судам. Но папа отказался, сказав, что 4-й инфаркт ему не нужен и что ему и этой пенсии достаточно.
В 1971 году больница решила строить кооперативный дом в Измайлове, рядом с лесным массивом. Папа подал заявление на однокомнатную квартиру, т.к. мы хотели потом обменять две квартиры на одну большую. Однако главный бухгалтер больницы заявила: «Вы у нас не получаете зарплату, значит, вы не в штате и не имеете права вступать в кооператив». Папа стал объяснять, что он работает уже 8 лет на общественных началах, но она ничего не хотела слушать. У папы от обиды случился микроинсульт. Вмешалась парторганизация, и нас приняли в кооператив, но однокомнатные квартиры уже все разобрали, и папе выделили 2-комнатную квартиру. Из-за инсульта у него был перекошен рот, и он целый год упорно делал гимнастику и не работал, сказав, что врач с таким лицом не может принимать больных. Через год он приступил к работе, но уже «в штате».
Папа говорил, что эта квартира продлила ему жизнь на несколько лет. Он работал в поликлинике до июня 1978 года, уставал страшно. Я всегда изумлялась тому, что он с приема приходил в мокрой рубашке, будто рубил дрова.
Работал папа чуть ли не до последнего дня. Еще в июне ходил на прием, в июне же слег с лимфосаркоматозом. Я сидела около его постели и работала с Реферативным журналом, чтобы на работе отпускали. Когда поднимала глаза на папу, он говорил: «Работай, работай, не отвлекайся». Никогда не стонал и не жаловался, один только раз сказал мне: «Такая боль, что жить не хочется».
На поминках его сотрудница Вера Андреевна вспоминала, что когда заболел ее сын Андрюша, папа с мамой приехали и поднялись на высокий этаж, задыхаясь, с посиневшими губами, чтобы помочь Андрюше. А Нина Семеновна рассказала, что однажды она заняла у папы деньги, а отдала ему облигациями, которые никогда у нее не выигрывали. Вскоре папа сказал, что облигации выиграли и отдал Нине Семеновне много денег, чтобы помочь.
Папа был очень добрым и мягким человеком. Как-то раз мама обозвала кого-то сволочугой, насколько я помню, по делу. Папа сказал: «Лизочка, зачем ты так говоришь?». Маму папа очень любил. Когда появилась материальная возможность, дарил ей очень дорогие подарки. После мамы остался конверт с папиными безумно нежными письмами, начиная с их молодости. На конверте мама написала: «После моей смерти сжечь». Я их прочитала и сожгла».
***
Эзрий Израилевич Иоффе с супругой похоронены на Николо-Архангельском кладбище в Москве.
Виктор Файн 
