Подвиги бывают разные. Подобные тем, которые совершили Зоя Космодемьянская и Александр Матросов, — имена этих героев знает вся страна. Бывает жизнь, ставшая подвигом. Людей, проживших такую жизнь, история нередко замалчивает. Такую жизнь прожил и Аркадий Семёнович Тарханов (1894–1946) – первый советский директор Таганрогского кожевенного завода (с 1920 года). Мужественный человек, отдавший Родине всего себя до последней капли своего здоровья.
Командир в Первой Конной армии Будённого
Аркадий Тарханов — сын скромного бакинского служащего, ушедшего из жизни в 33-летнем возрасте. Вдова с тремя детьми в 1903-м перебралась в Екатеринослав (Днепропетровск) к своему брату. Там увлекшийся марксизмом Тарханов стал пропагандистом в рабочих кружках, а во время Гражданской войны оказался в рядах Первой Конной армии Будённого.
Вот эпизод, рассказанный им своей дочери Софье. Зима 1919 года. Под натиском врага конармейцы отступили. Их командир убит. Тогда Тарханов театральным жестом сбросил с себя на снег шинель, вскочил на пень и произнес короткую зажигательную речь. Дальше: «За мной!» — и вперёд, в атаку, со знаменем в руках. Шинель осталась на снегу. Боевая задача была выполнена. Но Тарханов схватил воспаление легких, на почве которого развился туберкулез.
После успешного курса лечения в Крыму он приезжает в Таганрог, где знакомится с моей тётей Лидией, дочерью врача Моисея Гутмана.
Таганрогский директор
1920 год. В Таганроге окончательно устанавливается советская власть, национализируются предприятия, меняется весь уклад жизни. Тарханова назначают директором кожевенного завода, крупнейшего на юге России, ведущего свою летопись с 1853 года. До революции изделия этого завода вывозились в Англию, Турцию, Грецию. В его делах активное участие принимал Г.Х. Фельдман, отец Фаины Раневской.
На юге России, включая Таганрог, свирепствует тиф. В марте 1920 года умер на своем посту главврач противотифозного госпиталя М.Е. Гутман. В его дом вселились красноармейцы и начали притеснять осиротевшую семью. Тогда в дом пришел Тарханов на правах мужа Лидочки Гутман и выдворил солдат. Их первенцу, родившемуся в 1921 году и названному Моисеем в память погибшего деда, довелось прожить всего несколько дней…
В 1923-м кожзавод одним из первых в стране получил орден Трудового Красного Знамени, учрежденный в конце 1920 года VIII Съездом Советов. Директорство Тарханова оказалось весьма успешным.
Весной 1923-го болезнь Аркадия Тарханова критически обострилась. Советская власть дала ему возможность поехать в Германию, в курортный городок Тодтмоос, где знаменитый хирург Зауэрбрух спас ему жизнь: он сделал операцию, которую тогда делали только безнадежным, поскольку процент выживания пациентов после нее был устрашающе низок. Тарханов выжил и вернулся лишь через полтора года. Перед отъездом он спросил Зауэрбруха:
– Скажите мне честно, профессор, на что я могу еще рассчитывать? У меня ведь семья – жена и маленькая дочка.
– Если вы поселитесь в вашем прекрасном Крыму и не будете работать, то наверняка проживете пять, а может, и десять лет. У вас ведь на редкость крепкий организм.
Тарханов прожил еще больше двадцати лет – далеко не праздных и не в Крыму. В Ялте он жил с семьей меньше года в 1926-м.
В 1931 году восьмилетней Софье Тархановой довелось в порядке трудового воспитания несколько дней поработать на кожзаводе. Когда рабочим рассказали, что за девочка снимает с конвейера готовые ботинки, ее подхватили на руки и принялись качать.
– Скажи папане, чтобы к нам возвращался. Мы его крепко уважали и теперь не подведем!
Однако успешный таганрогский директор понадобился для другой, более важной работы: в 1926 году его командировали в советское торгпредство в Берлине, которое он вскоре возглавил. С собой Тарханов взял семью, включая сестру жены – мою будущую маму. В 1928-м его перевели на аналогичную работу в Париж, в 1933-м – в Осло. Главной задачей торгпредств было обеспечение индустриализации СССР западными технологиями и специалистами.
Борьба за жизнь
В 1936 году Аркадий Тарханов вернулся в Советский Союз. Он приступил к работе сначала в Наркомате легкой промышленности, в объединении «Разноэкспорт», затем в Наркомате внешней торговли. Получил служебную квартиру в Москве — в том же доме, где находилась его работа. В холод ему не надо было выходить на улицу и мучительно задыхаться. Вскоре он разругался с А.П. Розенгольцем, тогдашним наркомом внешней торговли, которого считал слабым руководителем. На одном совещании подхалимы хвалили наркома за то, что он в своей работе неуклонно соблюдал генеральную линию партии. Тарханов не стерпел; взяв слово, заявил: «Если поймать курицу и пригнуть ее головой к стене, а на стене мелом провести линию, то курица вообразит, что она привязана к этой черте. Она застынет в этой позе и не пошевелится. Так вот: если вообще была линия в работе нашего руководства – то только такая!» Произошел скандал. Тарханов уволился из Наркомвнешторга. Уход из системы внешней торговли в период массовых репрессий оказался для него спасительным: в 1937 году Розенгольц был репрессирован.
Состояние здоровья и политическая обстановка заставили Аркадия Тарханова сузить поле деятельности. Отклонив предложение возглавить ЦАГИ (Центральный Аэродинамический институт), Тарханов стал директором Архитектурно-проектной конторы ВЦСПС, где тогда было всего 12 сотрудников. Он не был чинушей, которому всё равно, чем руководить. Тарханов так глубоко изучил новое дело, что компетентно разбирался в вопросах, связанных с осуществлением проектов. На совещаниях посторонние архитекторы даже не догадывались, что Аркадий Семёнович — не архитектор.
В 1940 году Тарханова то и дело начали вызывать для «бесед» сотрудники органов госбезопасности. Речь шла о заграничном периоде работы. Эти «беседы» измучили его настолько, что однажды он не выдержал и крикнул:
– Мне не в чем перед вами виниться! Не верите – можете меня посадить.
У Тарханова случился сердечный приступ. Врач сделал ему укол. Когда он пришел в себя, ему сказали:
– Идите домой, Аркадий Семёнович! Мы не можем выполнить вашу просьбу: Бутырка – не туберкулезный санаторий.
Только война оборвала эти беседы…
Состояние здоровья Тарханова быстро ухудшалось. На морозе его донимали приступы астматического кашля. Донимали и тогда, когда он с мороза приходил в жарко натопленную и прокуренную комнату, где профсоюзное начальство ежедневно проводило заседания. Больше всего его угнетало даже не это: откашлявшись и измучившись, он, случалось, в этом жарком чаду засыпал.
Угроза потери работы из-за болезни была для него страшнее смерти. На предложение родных заняться какой-нибудь редакторской деятельностью он ответил:
– Я организатор, созидатель. Сидеть за письменным столом и играть в словесные бирюльки – нет уж, увольте! Тогда уже лучше и не жить!
В первые дни войны у него отобрали служебную машину. Всю свою зарплату и деньги, которые он брал взаймы, Тарханов тратил на оплату такси – ездить по служебным делам на метро он уже не мог.
В октябре 1941-го его контору эвакуировали в Свердловск (ныне Екатеринбург). Дорога в неотапливаемом вагоне пригородного поезда… Голодная и холодная жизнь в эвакуации… Возвращение в Москву в 1943-м… Все эти события добили Тарханова, но восстановить работу своей конторы Аркадий Семёнович успел. После длительного лечения в больнице он ушел 10 декабря 1946 года.
Это сегодня, когда умирает крупный чиновник, родные начинают делить его немалое наследство. Тарханов оставил после себя одни долги, которые пришлось отдавать его дочери.
С дядей Аркадием мне довелось эпизодически жить четырежды в 1941-1944 годах в Свердловске и Москве. Встреча в 1934-м не в счет: полуторагодовалому мальцу запомнить ее не дано. Память о нем бережно хранят в моей семье. Пусть ее хранят и в Таганроге – городе, где начинал свою трудовую деятельность этот героический человек.
Виктор Файн.
Фото из семейного архива и сети Интернет
Фото на заставке: Телеграмма Центральному Комитету профсоюза кожевенников, направленная от имени 4 губернского съезда профсоюза кожевенников в честь полного пуска советского Таганрогского кожевенного завода. Опубликована в заводской газете от 30 сентября 1922 года.