В начале нынешнего года мы рассказали читателям о проведенном Таганрогским благочинием литературном конкурсе «Рождественское чудо», участниками которого благодаря интернету стали далеко не только таганрожцы. Наша сегодняшняя собеседница – инициатор проведения этого конкурса и председатель его жюри Ирина Ордынская.
— Ирина Николаевна! Помните вашу первую книгу? Не написанную, а прочитанную вами? Или прочитанную вам?
— Мама мне рассказывала сказки. А ещё она очень любила читать, и пересказывала мне сюжеты любимых книг. У мамы была потрясающая память, она часто читала нам с братом стихи наизусть. Даже помнила стихотворения, которые учила ещё в школе, начиная с первого класса. Мне такая память не досталась, а вот у моей дочери память – как у её бабушки.
— Кто ваши любимые авторы?
— Для того, чтобы у человека были любимые авторы, у него должно быть определенное восприятие литературы, скажем так, «звёздное». Тогда читатель, часто ещё в детстве, выбирает для себя в любимые известных писателей из предложенных ему в школьной программе или близкими, которых он уважает. Мне кажется, что литература намного сложнее — это органичная, живая среда. Очень сложный мир, который постоянно отражает в себе действительность. И это дает нам надежду на то, что в наше жесткое время с его пиар-технологиями, являющимися, по сути, убийцами литературы, она все же выживет.
— Кем вы мечтали стать в детстве? Писателем?
— Нет. Моряком. Меня привлекали дальние страны, экзотические животные, разные народы… Тогда, в 70-е, все граждане Советского Союза практически были невыездными – редко кто мог побывать за рубежом. А моряки, благодаря своей профессии, такую возможность имели. Я занималась в Клубе юных моряков – был такой в Таганроге. Министр обороны СССР Гречко подарил нашему Клубу пару старых катеров. Рядом с яхт-клубом была их стоянка, и мы эти судёнышки приводили в порядок. В клубе было несколько команд, одна из них – команда девчонок, и я была её капитаном. Руководил этим клубом отставной военный моряк, замечательный человек, который очень любил детей. Нам выделили для занятий подвал многоэтажного дома рядом с улицей Дзержинского. Там были кубрики, спортзал, тир… В общем, я поступила в радиотехнический институт на электрогидроакустику и ультразвуковую технику – с прицелом на то, чтобы после окончания института работать на корабле. Но потом творчество победило детскую мечту о море.
— Литературное?
— Не только. Сначала было театральное – в театральной студии клуба ОКБ «Миус», которую вела Евгения Федоровна Гирлянд. Она закончила в Ленинграде курс Георгия Товстоногова. Кроме того, у Евгении Фёдоровны был прекрасный голос, она окончила консерваторию, пела в Ленинградской филармонии. Когда она приехала в Таганрог и возглавила студенческий клуб ТРТИ, — он гремел на всю страну. Оттуда вышли Зиновий Высоковский, солист Большого театра Антонов и другие известные артисты. Ещё я играла в народном театре в ДК имени Ленина Таганрогского металлургического завода.
— А в заводскую самодеятельность каким ветром занесло студентку ТРТИ?
— На металлургическом заводе работал мой папа. Заводской театр был практически профессионального уровня. Огромная труппа! Сильный актерский состав! Помню, что на постановку «Трёх сестёр» Чехова было потрачено 15 тысяч рублей. Огромные по тем временам деньги. Шили костюмы, создавали декорации те же люди, которые работали в городском Чеховском театре; оттуда же был и главный режиссер. Думаю, если бы это было в Москве, — театр стал бы профессиональным. Подобно театру МГУ, который дал нам Ию Савину и других великолепных артистов. Скажем, в нашем театре был замечательный артист Валентин Кривонос. Самодеятельный артист: он работал на металлургическом заводе. А дарование… Может, в Москве, на профессиональной сцене, таких – единицы. Как он перевоплощался! Первый раз я его увидела в Чеховских водевилях – «Медведь», «Свадьба» и «Предложение». Он играл во всех трех. Я была уверена, что это – три разных актера. Он менялся полностью: удивительная органика, мог играть кого угодно. При своем небольшом росте играл Петра I. И все верили, что это – Петр I.
— И этих талантливых людей за пределами Таганрога никто и не узнал. Земная слава, конечно, бренна, но вам не жаль этих людей? Вообще какие чувства они у вас вызывают?
— Ни в коем случае не жалость. Они же были настоящими творцами. Их очень любила публика. Знаете, я играла Маленькую Разбойницу. «Снежная Королева» поставлена была великолепно. На этот спектакль продавались билеты, и всегда был аншлаг. Когда я на авансцене печально произносила свой монолог, жалея Герду, — малыши в первых рядах просто рыдали. На всех спектаклях зал был полон. Театр был настоящий! У него были преданные зрители! Ваши вопросы скорее – не о театре, а о культуре, о людях, о городе, о стране. Всегда хочется, встречая что-то очень талантливое, чтобы это принадлежало как можно большему числу людей. Но это, к сожалению, далеко не всегда бывает и в наше время. Знаю, что сейчас в Таганроге есть очень хороший Молодежный Театр (Таганрогский Камерный театр – ред.), которому очень тяжело выживать. Я разговаривала с этими талантливыми ребятами. У них даже нет своего помещения. Моих слабых сил недостаточно, чтоб им помочь. Но я восхищаюсь ими. У них есть программа «Театр – в каждый двор». Они играют во дворах. Бесплатно. Делятся своим даром со своими земляками. Даром – во всех смыслах. Подобной программы, насколько мне известно, нет нигде в России.
— «Даром» — хорошее слово. Я и сам его очень люблю. Чехов многих лечил даром, за собственные деньги покупал своим пациентам лекарства. Но он такой благотворительностью занимался благодаря своим литературным гонорарам. Простите за нескромный вопрос: а каковы ваши гонорары?
— Когда я училась в Литературном институте имени Горького, — мой мастер, наставник Владимир Викторович Орлов, известный моим ровесникам своей книгой «Альтист Данилов», говорил нам: «Запомните! Вы – профессионалы! Вы должны зарабатывать! Вам должны платить гонорары!»
— Так это же само собой разумеется. Или вы и ваши однокурсники стремились в писатели только ради самореализации?
— Мы – да. В советские времена был смысл становиться писателем из корыстных соображений: выгодное было дело. Сейчас у писателей никаких «плюшек» нет. Гонорары – копеечные, если не считать нескольких «звезд», о которых мы говорить не будем. Жизнь у писателей – трудная. Наше государство в 90-е годы перестало считать писательство трудом. Теперь литературный труд не входит ни в трудовую книжку, ни в стаж. Союз писателей – просто общественная организация. Профессия «писатель» вычеркнута из перечня профессий в России. Чтобы заработать стаж, я преподавала, руководила медиацентром, работала журналистом, а в свободное от работы время писала свои книги, сценарии, пьесы. Поэтому сейчас, если человек, — неважно, окончил он Литературный институт, или нет, является ли членом Союза писателей, или нет, — но он воспринимает себя, как писателя; если для него писать – повседневная необходимость; то я понимаю: это – чудесный человек, бескорыстный, альтруист, и даже если немного графоман, — я ему это заранее прощаю. Потому что он свою жизнь тратит на создание океана литературы, на сохранение нашего русского слова.
— У нас в Таганроге – целых два литературных объединения. Что бы вы посоветовали писателям, которые за собственные средства издают свои книги?
— Посоветовала бы не комплексовать из-за этого. Писатели Серебряного века, имена которых мы теперь произносим с придыханием, свои первые книги издавали по сто экземпляров на свои деньги или же на деньги родственников. Посоветовала бы не бояться критики, не бояться редактировать, сокращать написанное, отказываясь от всего лишнего. Достоевский говорил, что великие писатели, отличаются от обычных только одним – количеством выбрасываемого. Нужно добиваться точности каждого слова. Пушкин именно так работал. Однажды он послал другу своё новое стихотворение. Тот в ответ написал, что это стихотворение прекрасно, совершенно! Назвал его лучшим стихотворением поэта! Через какое-то время Пушкин отправил другу окончательный вариант, от которого тот пришёл в ужас, возмутился, как можно было так изменить то, что было совершенством! Из старого варианта стихотворения осталось только две строчки! А Пушкин другу ответил, что остальное было не точно по мысли. Я десять лет руководила в Москве литературным объединением «Алый парус». Если видела, что автор борется за каждое написанное им слово, не желая ничего менять, то оставляла его в покое. Понимая, что ему помочь нельзя. Человек должен быть готов старательно работать над своими текстами.
— Вы скромно умолчали о том, что были актрисой Таганрогского театра имени Чехова. Есть ли у нас шанс увидеть какую-нибудь из ваших пьес на сцене вашего родного театра?
— Это сложно. Моя пьеса «Блаженная» о Ксении Петербургской если не побеждала в конкурсах, в которых я с ней участвовала, то входила в «короткий список». А в нескольких международных конкурсах она стала победителем. Эту и другие мои пьесы хвалят. Бывают их чтения или постановки в рамках фестивалей или конкурсов. Но потом все затихает. Были театры, которые подавали заявки на постановку спектакля о Ксении Петербургской, но управления культуры денег на такую постановку не дают. И вообще, к большому сожалению, сейчас очень мало ставят современных пьес.
— А, если не секрет, как вы сами пришли к вере?
— Выросла в православной семье. Вера в Бога для меня органична. И я мечтаю о том, чтобы она окружала нас, как воздух. Семьдесят лет нас убеждали в том, что религия – это что-то темное, какие-то ограничения. А на самом деле вера в Бога – это свет, это радость. Мне так жалко людей, которые не верят в Бога. У них все заканчивается материальным миром — тем, что можно пощупать руками, съесть, надеть на себя. А вера открывает нам бесконечность, в которой все живы. Мир наполнен чудом. Когда моя первая пьеса о Серафиме Саровском вышла в журнале «Москва», — мне написали два брата: «Неужели он правда был такой хороший?» Многие не понимают, что наши святые – это бриллианты. Какой нам нужен положительный герой? У нас – целый сонм положительных героев! Отсутствие веры делает мир одномерным и скучным. Но как объяснить это людям?.. Думаю, художественная литература для этого лучше всего подходит: она «включает» у человека одновременно и ум, и сердце; читая, человек невольно становится ближе по отношению к тому, о ком идет речь. Вот почему для меня так важна православная литература. Вот почему, сколько смогу, буду писать. Поле – огромное. Делателей – мало. По Евангелию.
— ТРТИ вам как писателю дал что-нибудь?
— Конечно! Инженерный склад ума писателю полезен. «Летать в облаках» — это очень хорошо. Но этого мало. Даже все великие писатели сначала создавали планы своих произведений. И гениальный Достоевский – он ведь по образованию был инженером. Инженерное образование дает основу познания мира, которая обязательно нужна писателю. Техника и проза имеют какое-то внутреннее родство – подобно математике с музыкой. Как это ни странно на первый взгляд. Вдохновение должно быть подкреплено расчетом. У нас многие понятия искажены. «Расчетливый» – не значит «хапуга». Вспомните меценатов. Или последнего из купцов Алексеевых, Константина. Миллионщик Алексеев – кто он? – Станиславский, создавший МХАТ. Человек состоит из двух частей – физической и духовной. И так же – любая человеческая деятельность. Так что техническое образование для писателя, считаю, — очень хорошо: замечательно «заземляет». Вообще я обожаю ТРТИ. Когда слышу, что там – какие-то изменения, это мне – как по сердцу ножом. В своей самой первой повести, с которой поступала в Литературный институт, я делала целые вставки о Таганроге и ТРТИ. Владимир Викторович Орлов, когда прочитал, сказал: «Как здорово! Опубликовать бы!»
— Именитого московского писателя впечатлил провинциальный технический вуз?
— Так это был потрясающий институт! Организовали его крупнейшие ученые из Питера. В советские времена, не смотря на «железный занавес», в ТРТИ приезжали читать лекции ученые из Европы и Соединенных Штатов. Экономику у нас преподавал ветеран Великой Отечественной войны, без руки. И в 70-е годы он мог себе позволить говорить на лекции: «Я вам должен хвалить плановое хозяйство. Но не буду. Потому что чисто плановое хозяйство – это плохо. Как и чисто рыночное.» Жизнь в институте «била ключом». Какая была самодеятельность! А какие у нас были альпинисты! У нас преподавал один из них, Анатолий Владимирович Непомнящий.
— Он и сейчас, в свои 78 лет, продолжает и преподавать, и ходить в горы. А вы говорите, что вам «уже 60». Для некоторых творцов 60 – еще только начало, причем успешное.
— Да, у нас в Литературном институте говорили: прозаики созревают поздно. Я себя чувствую только в начале творческого пути, это точно!
— Вы стали лауреатом сразу двух театральных премий благодаря своей пьесе «Миллион роз», посвященной войне в городе миллиона роз, в Донецке, и во всем Донбассе. Ваши героини – пять женщин. У них есть прототипы?
— Да. Это – пять реальных женщин. Мне было очень важно рассказать об их трагических судьбах, искалеченных войной.
— Почему вы обратились к трагичной теме войны в Донбассе? Чем вам близок этот край теперь уже другой страны?
— Война в Донбассе у многих в России вызывает либо равнодушие, либо даже раздражение. Но это же совершенно несвойственно отзывчивой русской душе! Лично для меня Донбасс близок еще и тем, что мой муж – из Донецка: мы с ним познакомились, когда учились в ТРТИ.
— У вас – восемь книг, но это – не только повести и романы, но и сборники рассказов и пьес. А сколько всего вы написали произведений?
— Нужно будет как-нибудь пересчитать. Многие ведь печатались только в журналах и альманахах.
— Все ли позитивно воспринимают ваше творчество?
— В 2002 году, когда я написала свою первую пьесу, о Сергии Радонежском, — меня с ней пригласили на фестиваль современной драматургии. Состоялось чтение. Обсуждение было очень горячим. Мне в лицо говорили: «Что вы лезете с этими темами? У вас есть свое место за церковным забором, — там и оставайтесь!» Но обсуждение моей пьесы на этом не закончилось. Фестиваль был выездной: мы жили в пригороде Тарусы. Он продолжался неделю. И в течение недели ко мне подходили люди, о чем-то спорили, что-то предлагали. Не могли успокоиться: их задело за живое. Но первая реакция почти у всех была общая – неприятие. Фундаменталисты в этом оказываются едины с либералами: «Зачем вы пишете книги о святых? Есть жития святых! Их и читайте!»
— Но Церковь – на вашей стороне? Священноначалие вас поддерживает?
— У меня от Издательского совета Патриархии есть награда – «Дорога к храму» — за мои книги, которые открывают эту дорогу читателю, далекому от Православия.
— В наше время не только политики, но и многие писатели находятся в поиске наших врагов. И находят их, в основном, на Западе – ближнем, на Украине, или дальнем, в Америке. А как вы полагаете: кто наши главные враги?
— Я рассуждаю как человек православный. Вы сами знаете, кто наш главный враг. Враг рода человеческого. Он делает все, чтобы нас рассорить и превратить во врагов друг для друга. Как он это сделал в 1917-м. Я читала материалы допросов монахинь. «В Бога веришь?» «Верю!» «Откажешься?» «Не откажусь!» Все! Этого было достаточно для расстрельного приговора.
— Ваш бывший преподаватель, так хорошо запомнившийся вам, профессор Непомнящий говорит о том, что электронные книги мозгом человека воспринимаются плоско; чтение книг в таком виде в меньшей степени способствует развитию человека. Вас это не пугает? Вы не боитесь «451-го градуса по Фаренгейту»?
— Один из моих любимых фильмов – «Москва слезам не верит». И там есть персонаж, работающий на телевидении, он говорит: «Скоро не будет ни театра, ни литературы, будет одно сплошное телевидение!» Однако думаю, останутся и театр, и серьезное кино, и книги, в том числе – в печатном варианте. У нас в подъезде стоит лавочка. И жильцы оставляют на ней что-то, уже ненужное им. Были очень печальные случаи, когда целые библиотеки выставляли. Однако другие люди разбирали эти книги. Практически каждую неделю я вижу на этой лавочке детективы и любовные романы. Человек прочитал, — и бросил. И в метро такие книжки встречаю, брошенные в вагонах. Их никто не сохраняет. Это – лубок. Но ведь и до революции подобные книги были. Возможно, такие книги и должны быть в электронном виде. Зачем на них бумагу тратить? Серьезная книга – другое дело. Думаю, бумажная книга останется. Но я, как инженер, лояльно отношусь к любым носителям информации. Как можно ругать электронную книгу? Она – ни плохая, ни хорошая. Это — все равно, что ругать мобильные телефоны – за то, что кто-то «сидит в них». Мы часто в своих слабостях обвиняем технику.
— Есть выражение «непечатное слово». Теперь все слова стали печатными. Как вы к этому относитесь?
— Недавно я была на Урале, выступала как писатель в литературном музее. Провожая меня, хозяева накрыли стол. И вдруг во время застолья они мне говорят: «Ирина Николаевна! Вы у нас были целую неделю. А мы ни разу не слышали, чтобы вы ругались матом. Вы что – никогда не ругаетесь?» «Да, никогда», — призналась я. Они очень удивились: «Как же так?..» В общем, потом говорили с ними о том, что до революции в России не матерились не только люди образованные, но и крестьяне, и ремесленники. Мат был только «на дне»: им ругались бичи, заключенные – асоциальные элементы… Если бы обычный крестьянин сказал на исповеди, что он ругается матом, — его бы к причастию не допустили. На «вы» друг к другу обращались не только дворяне: в крепких крестьянских семьях на «вы» обращались к родителям, к родным бабушкам и дедушкам. И даже не только до революции. У нас родственники жили в селах вокруг Таганрога. И я, когда была маленькая, помню, — удивлялась, когда слышала, как там на «вы» обращались к свои родным.
— До революции писателей считали властителями дум. В советские времена — называли инженерами человеческих душ. Сейчас – время рынка, услуг: профессора оказывают образовательные услуги, писатели – развлекательные. А каким вы видите писательское будущее?
— Так устроен мир, что он время от времени очищается. Господь – с нами. Я надеюсь, писатели будут помогать людям очищать свои души, помогать читателям приходить к Богу. Раннехристианский писатель Тертуллиан отмечал, что всякая человеческая душа по самой своей природе – христианка. И я часто убеждаюсь в этом. В конце 90-х годов ко мне пришла тринадцатилетняя подруга моей дочери, Маша: «Тётя Ира! Я хочу креститься. Мы с братом читали Евангелие, ходили в церковь. Но наши родители – атеисты, они не хотят нас крестить. А вы не могли бы помочь, поговорить со священником, чтобы он крестил меня и брата?» Я договорилась. Но в последний момент их родители одумались и сказали, что они тоже хотят участвовать в этом.
— Поделитесь, пожалуйста, самой недавней своей радостью.
— Меня попросили написать книгу о царских детях – о семье государя императора Николая II. Главный редактор одного издательства мне признался: «Я понял, что все цесаревны для меня сливаются в какую-то одну-единственную условную цесаревну…» А очень интересно посмотреть на каждую цесаревну как на личность. Они были абсолютно разными, непохожими друг на друга. Хотя писать эту книгу не входило в мои планы, я собралась писать совсем другой роман. И в первый момент даже хотела отказаться. Но потом поняла, что это – Промысел Божий. Книгу «Отречение» (о царской семье) я семь лет писала. И вот опять «живу» рядом с царской семьей.
— Случаются ли у вас в жизни чудеса?
— Конечно! Вот – пример. Когда у меня вышла книга «Отречение», — это был прекрасный повод провести в Центральном доме литераторов (ЦДЛ) в Москве вечер, посвященный царской семье. Это был 2013 год, 400-летие Дома Романовых. Если б вы знали, какой это был вечер! Около десяти поэтов написали посвященные царской семье стихи – специально для этого вечера. Звучали удивительные духовные песни. Мы подготовили восхитительную выставку фотографий. Из исторической хроники собрали документальный фильм. Два молодежных московских театра представили свои инсценировки по отрывкам из книги. Люди принесли огромное количество цветов. Я заранее спрашивала в ЦДЛ: «Может, принести вазы для цветов?» Мне ответили: «Не надо! Их у нас полно!» И не хватило! Хотя перед портретами стояли не меньше двадцати больших ваз. 14 самых красивых розовых роз на длинных стеблях мы поставили перед портретом цесаревича. 14 – по количеству неполных прожитых им лет. После вечера молоденькая артистка, которая читала текст цесаревны Анастасии Николаевны, попросила подарить ей одну из этих роз. Я подарила. И поняла, что нужно раздарить и остальные 13. Недели через две мне начали звонить эти люди. Они мне говорили, что розы не завяли, а выбросили новые отростки, дали новые бутоны, и снова зацвели. Одну из роз я подарила моей подруге Ольге Соколовой, научному сотруднику Исторического музея, которая в это же время в музее подготовила выставку о первом царе династии Романовых, о Михаиле Федоровиче, и рассказывала о нем на нашем вечере. И первой позвонила мне именно она: «Ира! Она снова цветет!»
— «Отречение» — книга об отречении народа не только от царя, но и от Самого Бога?
— Государь – это помазанник Божий. Есть особое церковное таинство – помазание на царство, особое Божье благословение царя при восхождении на престол. Поэтому, отрекаясь от царя, народ отрекался от Бога, пренебрегая этим таинством. Когда моя дочь прочитала «Отречение», ей было тогда 23 года, она зашла ко мне в комнату с глазами полными слез, и сказала: «Мама! Как же жить?»
— Другим это и прочитать очень трудно. А каково писать?
— Я вам скажу парадоксальную вещь. Старцы, прошедшие советские лагеря, потом говорили, что в заключении у них было самое прекрасное время. «Какая у нас в тюрьмах была горячая молитва», — вспоминали они. Святые люди – они очень чистые, в них превалируют жизнь и вера. «Отречение» страшно тем, что с нами случилось. Но какой замечательной была царская семья, как они достойно себя вели в заключении – это очень жизнеутверждающе! Они любили людей, которые были вокруг них, – даже своих охранников. К Рождеству каждому из них сделали подарок. Почему в самом конце, в Екатеринбурге, убрали русскую охрану? – Люди попадали под очарование царской семьи. В ссылке императрица Александра Фёдоровна писала, что русский народ очень хороший, доверчивый, плохим людям легко его обмануть, но он со временем поймет всё, очистится.
— У вас есть повесть «Караван из Мицраима». О ком и о чем она?
— Она – о пророке Моисее, который принадлежит одновременно и иудаизму, и христианству, и исламу. Я её написала, еще будучи студенткой Литинститута. Однокурсники мне говорили: «Это никогда не напечатают!» Но времена изменились, и её напечатали. Мне было интересно всмотреться в пророка Моисея, в этот столп веры. Я долго изучала культуру Египта. Евреи ведь практически стали египтянами. И они привыкли к рабству. Ничто не предвещало изменений их судьбы: казалось, что так будет вечно. Но вдруг Господь призывает Моисея, который принимает волю Божью. Только Моисей непоколебим в своей вере, все остальные – колеблются. Он возвращается от Бога, со скрижалями, — а многие евреи уже поклоняются золотому тельцу, пьянствуют и веселятся. И Моисей с теми, кто остался верен Богу, проходят по своему лагерю с огнем и мечом: они убивают своих родственников и близких. Страшный выбор.
— Сейчас у нас все – не так страшно. Однако и у нас проблем – предостаточно. Адресую вам любимые вопросы русской литературы. Кто виноват? И что делать?
— Это – трудные вопросы. И не по адресу. На самом деле это – вопросы к Господу, а не к человеку. Думаю, русская литература снижала уровень адресата. Мы, люди православные, говорим иначе: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!» Я надеюсь, Он выход все-таки найдет.
— Ну а все-таки что нам, людям, делать, кроме как молиться?
— В свое время фашисты сказали, что Ницше – их философ, что его философия лежит в основе их философии. Ницше – поэт, он — прекрасный публицист. И, конечно, фашисты его присвоили, извратили. Но и сам Ницше совершил ошибку, которая сводит на нет многие его выводы. Он заменил любовь к ближнему на любовь к дальнему. Это – его установка. Однако любовь к ближнему и умение следить за чистотой своей души всегда идут рядом. И это сложно! Гораздо проще сказать: «Я люблю весь народ!» Мое глубокое убеждение: только когда большинство нашего народа будет жить в любви к ближнему, будет заниматься чистотой своей души, тогда критическая масса добра в обществе победит, — наша жизнь станет прекрасна. Причем – все равно, какой будет строй. Мой старший друг, учитель, Борис Николаевич Тарасов, — как я считаю, — великий современный православный философ, — посвятил этой теме целую статью. Карательные же меры ни к чему хорошему не приводят, только увеличивают количество «проверяющих». Святой государь Николай II перед гибелью просил всем передать, чтобы люди «не мстили за него, так как он всех простил и за всех молится, и чтобы не мстили за себя, и чтобы помнили, что то зло, которое сейчас в мире, будет еще сильнее, но что не зло победит зло, а только любовь».
Когда Ирина была ребенком, — её мама на Пасху пекла куличи, которыми угощала всех соседей: делилась пасхальной радостью. Ирина поступает по примеру своей мамы, но этой радостью стремится поделиться со всеми соотечественниками, со всем человечеством.
Досье «Таганрогской правды».
Ирина Николаевна Ордынская родилась в Таганроге 26 июля 1960 года. Окончила с отличием ТРТИ. Была удостоена премии на республиканском конкурсе программистов. Ныне — русский православный писатель, драматург, публицист; создатель и главный редактор журнала-библиотеки современной духовной литературы «Эхо Бога». Её книги входят в перечень литературы для чтения семиклассников Москвы, Санкт-Петербурга и ряда регионов России, а также семинаристов (студентов духовных семинарий).
