«Замечательные люди исчезают у нас, не оставляя следов», — еще до недавнего времени эти слова Пушкина как нельзя более подходили к удивительной, яркой личности Валентина Яковлевича Парнаха, уроженца Таганрога, представителя одной из талантливейших семей города.
Парнахи в Таганроге
Таганрогские еврейские семьи конца XIX века – особый феномен. Стремление дать детям образование, приобщить их к ценностям мировой, в первую очередь, русской культуры — было очень характерно для них. Не удивительно, что из этой среды вышло столько известных деятелей науки, искусства, литературы.
Объяснялось это тем, что после отмены крепостного права процесс интеграции евреев в российское общество значительно усилился. Для многих семей русский язык стал основным. Врастая в русскую жизнь, они не могли не испытывать огромного влияния русской культуры, вышедшей в это время на мировой уровень.
Дети таганрогских портных, аптекарей, торговцев, врачей уезжали в Петербург и Москву продолжить учебу и становились учеными, журналистами, юристами, врачами, писателями и художниками. Софья, Валентин и Елизавета, дети таганрогского провизора и владельца аптеки Якова Парнаха, не были в этом плане исключением. Они получили блестящее образование, стали литераторами, и каждый из них оставил свой след в культурной жизни России первой половины XX века. Но прежде чем говорить об этом, обратимся к истории семьи Парнах.
В Таганроге Парнахи поселились в середине XIX века. Валентин Яковлевич, изучая историю своего рода, выяснил, что его предки бежали в XV веке от ужасов испанской инквизиции. Многие еврейские семьи, спасаясь от преследований, достигли границ Российской империи уже в XVIII веке и стали расселяться в черте оседлости.
В нашем городе с середины XIX века тоже наблюдался значительный рост численности еврейского населения. Именно в это время Парнахи стали жителями Таганрога. В 1865 году попечителем молитвенного еврейского дома стал Зильман Парнах, дед Валентина Яковлевича. Кстати, фамилия писалась в разных источниках по-разному: Парнах, Парнох и даже Парнок (псевдоним, взятый Софьей Яковлевной). Семья была состоятельной, традиционным занятием для Парнахов была медицина. Яков Парнах владел аптекой, а его жена была одной из первых женщин в Таганроге, получивших профессию врача. Она умерла 14 июня 1891 года при родах близнецов Валентина и Елизаветы. Старшей дочери Парнахов, Софье, к этому моменту исполнилось шесть лет.
Оставшись с тремя малолетними детьми на руках, Яков Парнах не долго нес бремя вдовства и вскоре женился. Судя по некоторым фактам биографии Парнахов, каждому из детей не очень хватало материнского тепла и нежности, поэтому была в них какая-то душевная смута и неприкаянность. Но в то же время они не были Золушками при злой мачехе. Глубокая образованность, высочайший уровень эрудиции, отличавший сестер и брата, были следствием большой заботы родителей об их воспитании и образовании. Все дети хорошо учились в гимназиях, занимались музыкой, владели языками.
Сёстры
Первой оставила родительский дом старшая сестра Софья. Окончив гимназию, она уехала в Женеву, где посещала курсы при консерватории и юридическую школу. Вернувшись в Россию, Софья Яковлевна сумела занять заметное место в кругу московских литераторов. Она писала стихи, детские рассказы, критические статьи, переводила французских поэтов. Ее творчество высоко ценили коллеги по перу: «Ее стихи, всегда умные, всегда точные, с некоторой склонностью к неожиданным рифмам, имели как бы особый свой почерк и отличались той мужественной четкостью, которой так недостает именно поэтессам» (Владислав Ходасевич). Но широкой публике Парнок (так она стала писать свою фамилию после того, как приняла православие) известна не столько своим творчеством, сколько благодаря роману с Мариной Цветаевой. Знаменитая поэтесса посвятила любимой Сонечке поэтический цикл «Подруга», один из самых страстных и нежных в русской поэзии начала XX века.
Валентин и Елизавета Парнахи, вдохновленные примером старшей сестры, также после окончания гимназии посвятили себя литературным занятиям. Елизавета Тараховская (по мужу) известна как детская писательница, писавшая пьесы для детей, переводчик и поэт. Она прожила долгую жизнь, и достигла среди членов своей семьи наибольшего признания в советской литературе.
Ученик Гнесина и Мейерхольда
Несомненно, что из всей семьи Валентин был самой колоритной и яркой фигурой. Исследователь русского джаза Алексей Баташёв так писал о Валентине Яковлевиче Парнахе: «Великие люди могут неважно рисовать или посредственно слагать стихи. И оказывать ощутимое влияние на творчество и искусство. Парнах как раз такой…».
Уже в гимназические годы мечтательный юноша увлекся искусством, историей, литературой, очень много читал и начал писать стихи. Окончив с золотой медалью Таганрогскую гимназию, он поступил в Санкт-Петербургский университет, сначала на юридический факультет, потом на романское отделение историко-филологического. Одновременно с учебой в университете он занимался музыкой под руководством профессора Михаила Гнесина и драматическим искусством в студии Всеволода Мейерхольда. В это время Валентин Парнах входит в круг русских литераторов, знакомится с Александром Блоком, Осипом Мандельштамом, Николаем Гумилевым и другими знаменитыми поэтами. В 1913 году он впервые публикует свои стихи в акмеистском журнале «Гиперборей». В первых стихах Парнаха слышалась гриновская жажда романтических заморских странствий. Таганрог, город детства и юности, мелькает во многих его произведениях первыми музыкальными и театральными впечатлениями, образами парусников и иностранных моряков.
«Мой сон — закаты, гавань Таганрога,
Дух корабельных смол,
Холмы, маяк, веселая дорога
И одинокий мол.
О, пароходы греков и фелуки
И старых бухт приют,
Где враз сирены портовой разлуки,
Как вопли строф, поют.»
(«Таганрог», 1914 г.)
Овеянный романтической дымкой образ города, напоминает скорее некий Зурбаган, чем реальный, прозаический Таганрог.
«Председатель Палаты Поэтов»
Парнах не любил север, снег, Петербург. Красоты северной природы раздражали его, русская действительность раздражали. Его влекла родина предков и интересовали судьбы вечно гонимого племени. В отличие от сестер он гордился своим иудейским происхождением.
В 1913 году, как и положено поэту, налегке, Валентин Парнах отправился в странствия. Он побывал в Италии, Палестине, Испании, Лондоне, наконец, осел в Париже. Здесь он поселился у своих друзей — художников Михаила Ларионова и Натальи Гончаровой в крошечной мансарде. Целыми днями молодой поэт работал в библиотеке Сорбонны, отыскивая стихи средневековых поэтов, сгинувших в застенках инквизиции.
А по вечерам его захватывал карнавальный мир парижских кафе, где собирались поэты и художники со всего света, пророки нового искусства, полные гениальных замыслов. Его часто видели в кафе «Ротонда» — этом средоточии новой поэзии и искусства. Здесь кипели споры, рождались манифесты авангардных направлений, а среди посетителей можно было увидеть Гумилева, Ахматову, Волошина, Эренбурга, Анненкова, Кандинского, Модильяни, Пикассо, Кокто и других. Парнах часто читал перед посетителями кафе свои стихи и был избран председателем «Палаты поэтов».
Ускользающий образ
В 1919 году в Париже вышли два его поэтических сборника с рисунками Натальи Гончаровой, через два года еще один с портретом автора работы Пабло Пикассо. Можно сказать, что в это время Валентин Парнах находился в эпицентре культурной жизни Европы. И был не просто созерцателем, но и активным участником процесса созидания нового искусства. Многие из его стихов имеют посвящения, по которым можно составить представление о круге общения и духовных ориентирах поэта: Александр Блок, Всеволод Мейерхольд, Осип Мандельштам, Ладо Гудиашвили… Но вот что парадоксально — ни у одного из парижских знакомых Парнаха, близко знавших и общавшихся с ним постоянно (Эренбург, Волошин, Анненков, Гудиашвили и т. д.), в воспоминаниях нет ни одного упоминания о поэте. Его образ все время как бы ускользает.
И в то же время в русской литературе он остался. У Осипа Мандельштама есть повесть «Египетская марка». Странное сюрреалистическое произведение, по словам самого автора, — «петербургский инфлюэнцный бред». Ее главный персонаж — Парнок, карикатурная зарисовка с натуры, в котором современники узнали многие характерные черты Валентина Яковлевича Парнаха. С другой стороны, некоторые восприняли его как «alter ego» самого Мандельштама. В поэтах было заметно не только внешнее, но и некое внутреннее сходство — эстетизм, безысходность, увлеченность древней историей и, одновременно, страстный интерес ко всему новому в искусстве и литературе и многое другое. «Жил в Петербурге человечек в лакированных туфлях, презираемый швейцарами и женщинами. Звали его Парнок… Больше всего на свете он боялся навлечь на себя немилость толпы… Есть люди, почему-то неугодные толпе; она отмечает их сразу, язвит и щелкает по носу! Перед нами предстает образ рефлектирующего, слабого, суетливого интеллигента. Таких толпа действительно не любит… «Господи! Не сделай похожим меня на Парнока!» — как много личного в этом восклицании Мандельштама, чувствовавшего, видимо, кровное родство со своим героем и его прототипом. Отзвук сложных отношений с ним — и есть в чем-то разгадка умолчания современников о Валентине Парноке.
Он дал нам джаз!
В июле 1921 года в жизни нашего героя произошло знаменательное событие — в парижском клубе «Трокадеро» он впервые услышал джазовый оркестр «Короли Луиса Митчелла» и сразу понял, какая музыка должна звучать сейчас. Парнах посвящает джазу стихи и публикует в журнале «Вещь», издаваемом Ильей Оренбургом, первую заметку о джазе на русском языке. В его транскрипции это слово и сейчас используется нами. 1920-е годы — это эпоха джаза, и Парнах, как никто другой, чувствует это, рассматривая джаз не только как музыку, но и как особый феномен новой эпохи. И место этому феномену было в России, где эта эпоха начиналась.
Закупив полный набор инструментов для джаз-банда, Парнах в 1922 году приезжает в Москву. Его появление в пролетарской столице вызвало сенсацию. Он выступал с докладами, его статьи выходили одна за другой, вызывая огромный интерес. Из них можно было узнать последние новости о мировом кино, поэзии, музыке, театре.
Парнах обучал столичную молодежь модным танцам: фокстроту, шимми, данс-степу; был хореографом спектаклей Мейерхольда. Среди его учеников были Сергей Эйзенштейн, Игорь Ильинский, Мария Бабанова, Григорий Козинцев, Евгений Габрилович. В пьесе «Клоп» Маяковского, главный герой — Присыпкин, под руководством своего учителя Баяна, овладевает «сложной наукой» новых танцев и манер, и узнает от него о некоем знаменитом поэте, написавшем неизвестно что и обучающем молодежь «кого стихам, кого пению, кого танцам, кого так… деньги занимать». Знакомая тень промелькнула за этой фразой в знаменитой пьесе пролетарского поэта.
В сенсационном приезде Парнаха в Москву усматривают и некое подобие явления Воланда. Лакированные башмачки, которые бросались в глаза всем знавшим Парнаха, так напоминали копытца (вспомним «Египетскую марку» Мандельштама). Эта деталь не дает покоя искателям прототипов. А, впрочем, как знать? Парнах со своими эксцентрическими танцами и джазом так потряс умы, что снискал себе не только толпу поклонников, но и столько же ярых критиков, видевших в джазе — порок, упадок, вульгарность, а в его апологете — «самое исчадие ада».
Первое явление джаза в России состоялось 1 октября 1922 года. Выступление джаз-банда Валентина Парнаха было ошеломительным. Концерты его проходили с огромным успехом; он участвовал в спектаклях Мейерхольда, карнавальных шествиях на 1 Мая, играл перед делегатами V съезда Коминтерна (I).
«Писательское счастье»
Но вскоре увлечение джазом у Парнаха прошло, и он вернулся к литературной работе. Валентин Яковлевич уехал в Париж и завершил грандиозный труд своей жизни — книгу об узниках инквизиции. Это уникальное издание — плод подвижнического труда, извлекший из тьмы забвения десятки имен поэтов-уников религиозного фанатизма, — осталось неоцененным по достоинству. Вернувшись из Парижа в Москву, Парнах издал свой труд в 1925 году и затерялся в толпе литераторов, живших за счет литературных переводов. Благо блестящее знание испанского, португальского, древнегреческого, немецкого, французского делало его незаменимым специалистом. Но в специалистах такого рода Страна Советов особо не нуждалась. Поэтому Парнах, как и многие его коллеги по поэтическому цеху (Мандельштам, Цветаева и другие), влачил нищенское существование.
Последний раз призрак странного человека, сверкнувшего на небосклоне русской культуры XX века, появляется на страницах воспоминаний Гладкова, описывающего эвакуационный быт советских писателей в Чистополе и столовую Литфонда, где все они встречаются. Здесь бывший джазмен работал гардеробщиком за кусок хлеба. «Валентин Парнах, маленький, с несчастным, как бы застывшим лицом, с поднятым воротником помятого, когда-то щегольского пальто, в коричневой парижской шляпе, одиноко стоит здесь в углу с утра до часа, пока столовая закрывается, ни с кем не разговаривая». Сколько трагизма в этой фигуре никому не нужного забытого поэта.
Умер Валентин Яковлевич Парнах 29 января 1951 года. Его прах покоится на Новодевичьем кладбище. Есть люди, подобные парусам. Они ловят ветры истории, с энтузиазмом воспринимают все новое в общественной жизни, культуре, искусстве, науке и устремляют вперед корабль человеческой цивилизации. Валентин Парнах был одним из таких людей. Несмотря на неполную реализованность, забвение, его можно считать счастливым человеком. Он оказался в самом эпицентре культурной жизни, в невероятно интересный момент истории. Но когда ее ветры сменили свое направление, Парнах спустил парус и ушел в изгнание — «в себя». Эта «внутренняя эмиграция» помогла ему выжить в 1930-1940-е годы, но увлекла его образ в пучину забвения.
Алла ЦЫМБАЛ, старший научный сотрудник Таганрогского музея-заповедника.
Замечательная статья которая открывает нам новые малоизвестные страницы русской и еврейской культуры огромное спасибо автору Алле Цымбал