29 января мы в очередной раз отметим день, когда на свет появился Антон Павлович Чехов. Почетный академик Императорской Академии наук по разряду изящной словесности, классик мировой литературы, русский писатель и драматург, пьесы которого и сегодня, спустя столетие, с успехом ставят многие театры мира.
Для нас, земляков Антона Павловича Чехова, чистота восприятия его творчества имеет особенное значение. Мы с детства привыкаем к Антоше Чехонте, и нам легче впасть в состояние «нет пророка в своем отечестве». Мешает, конечно, еще и многолетняя работа советской школы литературоведения, внушавшая четкое положение А.П. Чехова в «закономерном» потоке движения к светлому будущему, которое сам Антон Павлович видел, разумеется, иначе, чем апологеты социалистического реализма.
Не народник…
Само происхождение писателя подавалось исключительно простонародным, с акцентом на крепостное крестьянство его прадеда. Нам не торопились рассказать о корнях матери писателя, а ведь она была не простого роду-племени. Богатое семейство Морозовых мешало линии партии, но исключить мирового писателя из школьной программы «вершители судеб» советского государства, к счастью, не решились.
Гимназическое детство Антоши тоже подавалось в мрачных красках, с упором на пережитые трудности. Однако сам Антон остался безучастным к народникам, которые были довольно активны в классической мужской гимназии. К ним относился, к примеру, проживавший на квартире у Чеховых И. Павловский. Героями последующих произведений Антона Павловича не стали ни он, ни его соратники — выпускники гимназии, народники Л. Мирский, В. Зелененко и В. Осинский (казнен 14 мая 1879 г. в Киеве). Чеховские «злоумышленники» — фигуры сугубо бытовые.
Вообще Таганрог в те годы, по словам Павла Петровича Филевского, был «политически весьма неблагонадежным». Однако рассказы Чехова, отражающие быт нашего городка, общественно-политическим окрасом не обладают. Но так как «Советское правительство всё решительно оценивает с политической точки зрения» (П. Филевский), оно пыталось подать нам Чехова в социалистической «упаковке». Павел Филевский считал это пустой «страшной помпой». «Считать Чехова близким к социализму смешно – это был скорее поклонник капитала» (П. Филевский. Дневник. 1935 г. 15 марта и 4 мая).
Крайний идеалист…
В литературной критике до 1917 года существовали разные мнения о Чехове. Сходились в одном: это писатель переходного периода, стоящий особняком, отбросивший все литературные традиции. «От своих сверстников Короленко и Гаршина он отличался скептицизмом к догматам прежнего мировоззрения, освобождением от традиционного как в воззрениях на жизнь, так и в вопросах творчества…Заговорили о чеховской волне в литературе, а он во главе целого поколения молодых писателей, примкнувших к нему» (Ф. Батюшков).
Вот некоторые суждения об Антоне Павловиче, высказанные в дореволюционный период. Н. Михайловский: «Поэт тоски по общей идее и мучительного сознания ея необходимости». А. Скабичевский: «Крайний идеалист». Андреевич: «Героический пессимист». В. Волжский: «Пессимистический идеалист». Л. Оболенский считал, что Чехов вызывает любящую жалость ко всему на свете, а В. Альбов — что Чехов вовсе не сатирик, он слишком чуток к боли, на всё смотрит под углом зрения «смысла и цели». В Чехове видели преемника Н. Гоголя, М. Щедрина, при этом Д. Овсянико-Куликовский, развивая мысль, называл приемы сатиры Антона Павловича «художественными опытами».
Пантеист…
Литературный герой у Чехова отсутствует. Но сам автор иногда слышен в речах действующих лиц его пьес. Отсюда вопрос: каков завет Антона Павловича Чехова?
По словам Ольги Книппер-Чеховой, смерть Антона Павловича настала тихо, покойно, внезапно, что, казалось, что нет совсем смерти, а только преображение. Лицо стало неподвижным, морщины как-то разом сгладились и закрытые глаза, казалось, светились улыбкой. Чехов сознавал, что умирает, и дважды повторил это слово, по-русски и по-немецки, обращаясь к доктору, но затем ему дали шампанское, которое он выпил залпом, оставив лишь один глоток. Жена предложила ему допить его. Антон Павлович сказал: «Потом, после…» Это были последние его слова.
По мнению супруги, Антон Чехов был пантеистом, считал, что во Вселенной нет смерти, есть преображение, растворение в мириадах атомов, которые потом представляются в новых сочетаниях, что отражено в монологах героев его пьес.
Ольга Леонардовна подчеркивала, что Чехов призывал к неустанной культурной работе, к более упорядоченной, осмысленной жизни при лучших формах общественного порядка. Он любовался внешними прерогативами западной культуры, его интересовала всякая мелочь обихода жизни в цивилизованных странах, а также чрезвычайное развитие гласности, наблюдение за детьми, не оставляемыми без призора, жизнь крестьян. Антон Павлович сопоставлял разумную упорядоченность жизни на Западе с нашей растерянностью, неумением русских устраивать свое «бытие». Но, говорил он жене, это пройдет со временем, только бы скорее возделать ниву, цветы взойдут, всё преобразуется.
Пантеизм и сравнение с западным опытом, желание построения культурного общества в рамки советского литературоведения не вписывались. Для «искусственного поддержания Чехова на высоте» (П. Филевский) нужно было разложить его творчество по высшей партийной школе.
Подчеркивал классовую рознь или роль недотёп?
В венце его творчества — пьесе «Вишневый сад» в советское время показывали классы: вымирающих дворян (Гаев и Раневская), купца из крестьян (Лопахин), учащуюся молодежь (Петя Трофимов и Аня), старого слугу (Фирс), полуинтеллигентного приказчика (Епиходов, новый тип прислуги), наконец, даже гувернантку из бывшей балаганной фокусницы (Шарлотта Ивановна) и прохожего босяка. Вывод правящей партии и советского литературоведения был прост: одни классы уходят, временщики-купцы, олицетворяющие капитализм, приходят, но будущее, которое «светло и прекрасно», принадлежит Петям и Аням.
Досоветское литературоведение в представленных Антоном Павловичем тех же классах общества видело не статичную картину партийного сценария, а некий завет писателя. «России нужны люди дела, работники, а пока преобладают «недотёпы» едва ли не во всех классах общества, представители которых выставлены в «Вишневом саде».
Сам факт выбора Раневской для своей дочери гувернантки — бывшей балаганной фокусницы чрезвычайно характерен для разлагающегося барского рода, «ибо, очевидно, что не будь и сама Любовь Андреевна в своем роде тоже «недотёпой», она не решилась бы взять в воспитательницы дочери девушку из среды акробатов». Антон Павлович тонко сумел наметить трагическое в этой несчастной Шарлотте Ивановне, особенно когда она укачивает своего мнимого ребенка в своем дорожном пледе. Проходящий мимо босяк – «современная разновидность лишних людей, тоже не нашедших себе настоящей работы».
Постсоветский читатель удивится, пожалуй, Лопахину, ведь, казалось бы, у него всё получается. Но до революции видели иначе. Деньги он нажил, «а книжки не читает». Хочет помочь доброй барыне, но получается «как всегда»: и выкупил сад, и рубит при них, причиняя им страдания. Досоветский читатель видел интересный союз Лопахиных с Трофимовыми: «Пройдет немного времени и между Лопахиными и томящимися по живому делу Трофимовыми, которые умеют пока только «хорошие слова» говорить, установится большая близость на почве взаимного восполнения: слова и дела сольются, мысли воплотятся в работе».
Тот, кто писал «на вырост»!
Гениальный писатель – тот, который пишет «на вырост». Понять его могут лишь будущие поколения. Антон Павлович всей силой своего таланта призывает к эволюционному развитию, к приумножению всего доброго и светлого.
Нашего земляка очень хорошо понял его современник Фёдор Батюшков: «Идея Чехова, изобличающего один из самых серьезных недочетов русской жизни – нашу общую невыдержку, недоделанность, недостаток правильной культуры, при отсутствии соответствующих форм жизни, сводится к указанию, что жизнь требует трансформации, а не полного уничтожения прошлого, т.к. лучшее будущее может возникнуть из положительных элементов, заключающихся и в прошлом».
Екатерина ГАЛОЧКИНА, фото из открытых источников
В. Осинский (казнен 14 мая 1979 г. в Киеве) Опечатка год 1879.
Спасибо. Исправили опечатку.